Анастасия Нефёдова: «Красота не может быть оторвана от смыслов»

Известный театральный художник Анастасия Нефёдова невзирая на молодость давно пользуется репутацией зрелого мастера. Она владеет даром органично входить в творческий резонанс с замыслом постановщика, углубляя и обогащая его собственными идеями. Работа над созданием декораций и костюмов к спектаклю на музыку Родиона Щедрина «Озорные частушки» в хореографии Вячеслава Самодурова будет для нее первым опытом сотрудничества с Театром балета имени Леонида Якобсона. Обладательница двух «Золотых масок», главный художник Электротеатра Станиславский и куратор направления «Ивент. Дизайн. Театр и Перфоманс» в НИУ ВШЭ рассказала о концепции оформления постановки, как соединить русский народный костюм со спортивно-дворовым стилем и о том, как разглядеть красоту в распадающемся мире.

Анастасия, вы один из немногих художников театра, который не чурается публичности, а напротив, кажется, видит в этом некую миссию. Думаю, дело в том, что у вас есть своя оригинальная философия существования в профессии, которую вы «несете в массы». Что является ее краеугольным камнем? Что вам интересно донести не только до зрителя, но и слушателя ваших лекций, мастер-классов и паблик -токов?

Круто, что вы это подметили. Я, и правда, свое пребывание в этой профессии ощущаю как миссию, миссию служения красоте в ее большом, серьезном смысле. Я уверена, что красота действительно спасет мир, только если мы начнем по-настоящему понимать, что это такое. Красота – это про смыслы, она не может быть оторвана от них. И главное, что я хочу донести до своих слушателей, - это то, что эстетика сама по себе и смысл сам по себе в нашей профессии по отдельности не работают. Только когда мы их соединяем осознанно, есть художественный результат. Когда мне говорят, что это слишком сложно и меня никто не поймет, я возмущаюсь, поскольку уверена, что зритель гораздо умнее и свободнее, чем принято думать. Вопрос только в том, насколько мы ему доверяем и готовы ли мы с ним соединяться.

перешел грань четкого разделения – кто есть зритель, а кто творец. Для меня очень важно, что происходит по ту сторону рампы такого, что начинает сдвигать пласты сознания, способствуя внутренней работе зрителя. Серьезные художники давно отказались от чисто развлекательного жанра, для меня развлечение и наслаждение искусством – диаметрально противоположные вещи. Я за радость наслаждения красотой с глубоким смыслом, когда ты понимаешь, что в вашем творении гармонично соединяется все – музыка, хореография, свет, сценография, костюмы, энергия, окрыленность каждого участника процессом. И когда сознаешь, что все это работает, наступает настоящий катарсис.

Вы художник с богатым бэкграундом и давно уже относитесь к проектам избирательно, чем вас привлекло предложение Театра имени Якобсона?

Я о нем узнала от Славы Самодурова, с которым мы до этого уже плотно сотрудничали. С ним очень интересно работать, он потрясающий творец, с огромной амплитудой творческих исканий. В свое время для меня стало удачей его приглашение работать над постановкой «Приказ короля». Я обожаю, когда люди понимают, зачем они зовут именно этого художника. Особенно зная, что это не балетный художник, но храбро пускаясь в эту авантюру, чтобы сделать что-то, что до нас еще никто не делал. В этом смысле у нас получился удачный тандем. Ну, а последнее предложение меня увлекло перспективой поработать с новым театром – я люблю знакомиться, познавать доселе неведомое… А работать в Петербурге – особое удовольствие. Я тут уже делала постановку в Александринском театре, а до этого мы здесь снимали фильм Ивана Дыховичного «Вдох-выдох», о котором остались прекрасные вспоминания.

Вам как мастеру создавать новые визуальные миры важно было, что вы будете работать в театре Якобсона – магистра чудесных трансформаций, новатора танца?

Я как раз мало что пока знаю о Якобсоне, но это будет хороший повод получше познакомиться с его творчеством. Видимо, я эту увлекательную перспективу почувствовала интуитивно, когда соглашалась на проект.

Как известно, вам нравится работать с артистами балета, которых вы называете «воинами космоса», уважая за их невероятную дисциплину и «силу приятия», с которой они безропотно готовы облачиться именно в тот костюм, который вы им предлагаете («приятие эскиза как судьбы»). Создание костюмов для балетных связано с максимальным числом ограничений. А вы, не зная труппу, пластику исполнителей, уже создали почти готовую коллекцию эскизов. Чем вы руководствовались, делая ее почти наугад?

Каждый раз у меня с балетом особая история. И в этот раз Слава Самодуров со мной работал над каждым костюмом буквально поэскизно. Тут все, конечно, завязано на музыке, я от нее в основном и шла. А еще от идеи Самодурова использовать почти кинематографический прием, вычленяя покадрово части костюма и тел по принципу крупного плана. У меня было придумано четыре варианта сценографии, когда мы, наконец, выбрали рабочий вариант, который устроил и меня, и постановщика. Интересно, что базовым элементом сценографии стала виниловая «лапша», которая как фрагмент оформления присутствовала в нашем «Коньке-Горбунке». А тут мы развили эту идею, и она уже в новом качестве органично стала частью новой постановки. Если говорить о хореографии, то я внимательно слежу за тем, как Слава работает. В последний раз в Большом это была настоящая хореографическая феерия, точная, острая.. Я стала понимать его творческий почерк. И вот эта возникшая между нами телепатическая нить помогает мне в работе над костюмом. До какого-то момента мы идем вместе, я воспринимаю его идеи, но профессии у нас разные. Так что в определенный час, чтобы не стать полностью ведомой, я сворачиваю на свой путь и Слава мне не препятствует.

А чем вы вдохновлялись чисто эстетически именно в этом проекте?

Я посмотрела очень много лубка, не совсем уж древнего, а ближе к нашему времени. Я обожаю русский лубок: в нем столько тончайшей иронии и дерзости, которые и сегодня работают. Пересмотрела, конечно, эскизы Ларионова и Гончаровой, которые еще сохранились. Внимательно смотрю на работу пропорций в орнаменте, поскольку в «Частушках» все – про страстность ритма. И это хорошо согласуется с «клиповой» природой хореографии, придуманной постановщиком. Если подумать, вся наша действительность сегодня фрагментарна, весь мир как будто распадается на пиксели, и мне кажется, это надо принять, увидеть в этом распадающемся мире свою красоту.

Вы говорили, что технология создания костюма сегодня во многом диктует эстетику постановки. В «Частушках» как технология влияет на художественный результат?

Это тоже одна из смысловых манифестаций, которая для меня очень важна. Когда ты создаешь новый спектакль, нужно понять, каким языком ты говоришь, обращаясь к конкретным технологиям. И это классно, что я занимаюсь и костюмами, и сценографией, потому что одно органично перетекает в другое в рамках задуманной мною концепции. И вот эта виниловая «лапша», которую мы берем за визуальную основу, в какой-то мере диктует и фэшн-язык, и мы со Славой уходим в некий псевдо-спортивный фэшн. Ведь частушки – это такая дворово-подзаборная история, и мы продолжаем тут тему, как я ее называю, «продвинутых гопников». Сегодня это герои нашего времени – ребята, которые выходят из «низов», но при этом бывают более образованными и креативными, чем другие слои общества. Их эстетика проникает в уличную моду, и я соединяю русский народный костюм и орнамент со спортивно-дворовым стилем. В технологии это тоже выражено: мы используем такие полуспортивные материалы как неопрены, сетки, винилы наряду со стразами. Так лакшери-история соединится со спортивной технологической фактурой. При этом я оставляю любимый мною принцип коллажа и аппликативности, характерный для русского традиционного театра.

Что можно унести в жизнь из костюмов персонажей «Частушек»? Я там уже приглядела симпатичные кроссовки…

Это тоже находка из «Конька-Горбунка», когда мы делали из балетной обуви такие а ля кеды-кроссовки, а тут мы решили дальше пуститься в пляс. Будет много лосин, леггинсов, велосипедок, которые сегодня широко используются в contemporary , а в классическом балете пока табу. Хочется посмотреть, как это будет работать. Все это спорно-экспериментальное, но я всегда готова к дискуссии. В Музыкальном театре им. Станиславского я недавно для балета Максима Севагина «Нет никого справедливей смерти» сделала такую космическую униформу-комбинезон из прозрачной органзы, которую многие захотели заполучить в свой гардероб. Я и сама хотела бы такое носить.

Фэшн-индустрия теперь плотно вошла в вашу жизнь: недавно вы зарегистрировали свой бренд NN и тут же объяснили главный его посыл: не столько «Настя Нефедова», сколько пушкинское «о ком твердили целый век: NN – прекрасный человек». Что-то из первых коллекций, способных сделать любого человека прекрасным, уже можно посмотреть?

Я неуклонно к этому иду. Следуя все в том же спортивно-люксовом направлении, какие-то пробные образцы мы уже отшили, но до массового производства еще шагать и шагать.

Беседовала Татьяна ПОЗНЯК